Неточные совпадения
Дети, которые при рождении
оказываются не обещающими быть твердыми
в бедствиях, умерщвляются; люди крайне престарелые и негодные для работ тоже могут быть умерщвляемы, но только
в таком случае, если, по соображениям околоточных надзирателей,
в общей экономии наличных сил
города чувствуется излишек.
Тем не менее даже и по этим скудным фактам
оказывается возможным уловить физиономию
города и уследить, как
в его истории отражались разнообразные перемены, одновременно происходившие
в высших сферах.
В 1798 году уже собраны были скоровоспалительные материалы для сожжения всего
города, как вдруг Бородавкина не стало…"Всех расточил он, — говорит по этому случаю летописец, — так, что даже попов для напутствия его не
оказалось.
Бунт кончился; невежество было подавлено, и на место его водворено просвещение. Через полчаса Бородавкин, обремененный добычей, въезжал с триумфом
в город, влача за собой множество пленников и заложников. И так как
в числе их
оказались некоторые военачальники и другие первых трех классов особы, то он приказал обращаться с ними ласково (выколов, однако, для верности, глаза), а прочих сослать на каторгу.
Катавасов, войдя
в свой вагон, невольно кривя душой, рассказал Сергею Ивановичу свои наблюдения над добровольцами, из которых
оказывалось, что они были отличные ребята. На большой станции
в городе опять пение и крики встретили добровольцев, опять явились с кружками сборщицы и сборщики, и губернские дамы поднесли букеты добровольцам и пошли за ними
в буфет; но всё это было уже гораздо слабее и меньше, чем
в Москве.
Во владельце стала заметнее обнаруживаться скупость, сверкнувшая
в жестких волосах его седина, верная подруга ее, помогла ей еще более развиться; учитель-француз был отпущен, потому что сыну пришла пора на службу; мадам была прогнана, потому что
оказалась не безгрешною
в похищении Александры Степановны; сын, будучи отправлен
в губернский
город, с тем чтобы узнать
в палате, по мнению отца, службу существенную, определился вместо того
в полк и написал к отцу уже по своем определении, прося денег на обмундировку; весьма естественно, что он получил на это то, что называется
в простонародии шиш.
Все те, которые прекратили давно уже всякие знакомства и знались только, как выражаются, с помещиками Завалишиным да Полежаевым (знаменитые термины, произведенные от глаголов «полежать» и «завалиться», которые
в большом ходу у нас на Руси, все равно как фраза: заехать к Сопикову и Храповицкому, означающая всякие мертвецкие сны на боку, на спине и во всех иных положениях, с захрапами, носовыми свистами и прочими принадлежностями); все те, которых нельзя было выманить из дому даже зазывом на расхлебку пятисотрублевой ухи с двухаршинными стерлядями и всякими тающими во рту кулебяками; словом,
оказалось, что
город и люден, и велик, и населен как следует.
А между тем слова кошевого не прошли даром, и
в городе оказался недостаток
в съестных припасах.
— Все мои сочлены по Союзу — на фронте, а я, по силе обязанностей управляющего местным отделением Русско-Азиатского банка, отлучаться из
города не могу, да к тому же и здоровье не позволяет. Эти беженцы сконцентрированы верст за сорок,
в пустых дачах, а
оказалось, что дачи эти сняты «Красным Крестом» для раненых, и «Крест» требует, чтоб мы немедленно освободили дачи.
И это правда. Обыкновенно ссылаются на то, как много погибает судов. А если счесть, сколько поездов сталкивается на железных дорогах, сваливается с высот, сколько гибнет людей
в огне пожаров и т. д., то на которой стороне
окажется перевес? И сколько вообще расходуется бедного человечества по мелочам,
в одиночку, не всегда
в глуши каких-нибудь пустынь, лесов, а
в многолюдных
городах!
Этот новый факт
оказался совершенною неожиданностью для всех, никто про него до сих пор не знал во всем
городе, даже
в монастыре, даже не знал Митя.
Прокурор так и впился
в показание:
оказывалось для следствия ясным (как и впрямь потом вывели), что половина или часть трех тысяч, доставшихся
в руки Мите, действительно могла оставаться где-нибудь припрятанною
в городе, а пожалуй так даже где-нибудь и тут
в Мокром, так что выяснялось таким образом и то щекотливое для следствия обстоятельство, что у Мити нашли
в руках всего только восемьсот рублей — обстоятельство, бывшее до сих пор хотя единственным и довольно ничтожным, но все же некоторым свидетельством
в пользу Мити.
Митю, конечно, остановили, но мнение молодого врача имело самое решающее действие как на суд, так и на публику, ибо, как
оказалось потом, все с ним согласились. Впрочем, доктор Герценштубе, спрошенный уже как свидетель, совершенно неожиданно вдруг послужил
в пользу Мити. Как старожил
города, издавна знающий семейство Карамазовых, он дал несколько показаний, весьма интересных для «обвинения», и вдруг, как бы что-то сообразив, присовокупил...
Оказалось, что, с отчаяния, он ушел
в город и объявился там.
Старики Бурмакины жили радушно, и гости ездили к ним часто. У них были две дочери, обе на выданье; надо же было барышням развлеченье доставить. Правда, что между помещиками женихов не
оказывалось, кроме закоренелых холостяков, погрязших
в гаремной жизни, но
в уездном
городе и по деревням расквартирован был кавалерийский полк, а между офицерами и женихов присмотреть не
в редкость бывало. Стало быть, без приемов обойтись никак нельзя.
На другой день, с осьми часов, мы отправились к обедне
в ближайшую городскую церковь и, разумеется, приехали к «часам». По возвращении домой началось именинное торжество, на котором присутствовали именитейшие лица
города. Погода была отличная, и именинный обед состоялся
в саду. Все сошло, как по маслу; пили и ели вдоволь, а теленок, о котором меня заранее предупреждала тетенька,
оказался в полном смысле слова изумительным.
Когда мы переезжали из Житомира
в Ровно, то
оказалось, что Гарный Луг, деревня дяди — капитана, находится всего
в пятидесяти или шестидесяти верстах от
города.
Оказалось, что это был тот же самый Балмашевский, но… возмутивший всех циркуляр он принялся применять не токмо за страх, но и за совесть: призывал детей, опрашивал, записывал «число комнат и прислуги». Дети уходили испуганные, со слезами и недобрыми предчувствиями, а за ними исполнительный директор стал призывать беднейших родителей и на точном основании циркуляра убеждал их, что воспитывать детей
в гимназиях им трудно и нецелесообразно. По
городу ходила его выразительная фраза...
Короткая фраза упала среди наступившей тишины с какой-то грубою резкостью. Все были возмущены цинизмом Петра, но — он
оказался пророком. Вскоре пришло печальное известие: старший из сыновей умер от раны на одном из этапов, а еще через некоторое время кто-то из соперников сделал донос на самый пансион. Началось расследование, и лучшее из училищ, какое я знал
в своей жизни, было закрыто. Старики ликвидировали любимое дело и уехали из
города.
По
городу грянула весть, что крест посадили
в кутузку. У полиции весь день собирались толпы народа.
В костеле женщины составили совет, не допустили туда полицмейстера, и после полудня женская толпа, все
в глубоком трауре, двинулась к губернатору. Небольшой одноэтажный губернаторский дом на Киевской улице
оказался в осаде. Отец, проезжая мимо, видел эту толпу и седого старого полицмейстера, стоявшего на ступенях крыльца и уговаривавшего дам разойтись.
Потом,
оказалось, что Замараев успел побывать и
в остроге, у Ильи Фирсыча, — одним словом, обежал целый
город.
Старинных бумаг и любопытных документов, на которые рассчитывал Лаврецкий, не
оказалось никаких, кроме одной ветхой книжки,
в которую дедушка его, Петр Андреич, вписывал — то «Празднование
в городе Санкт-Петербурге замирения, заключенного с Турецкой империей его сиятельством князем Александр Александровичем Прозоровским»; то рецепт грудного декохтас примечанием: «Сие наставление дано генеральше Прасковье Федоровне Салтыковой от протопресвитера церкви Живоначальныя троицы Феодора Авксентьевича»; то политическую новость следующего рода: «О тиграх французах что-то замолкло», — и тут же рядом: «
В Московских ведомостях показано, что скончался господин премиер-маиор Михаил Петрович Колычев.
Я поехал по пыльной и узкой дороге
в город; ржи
оказались в самом деле удивительные.
Многие из среднего класса, как
оказалось потом, заложили к этому дню всё, даже семейное белье, даже простыни и чуть ли не тюфяки нашим жидам, которых, как нарочно, вот уже два года ужасно много укрепилось
в нашем
городе и наезжает чем дальше, тем больше.
Из слов того
оказалось, что мальчик отправлен был семейством, вдовою матерью, сестрами и тетками, из деревни их
в город, чтобы, под руководством проживавшей
в городе родственницы, сделать разные покупки для приданого старшей сестры, выходившей замуж, и доставить их домой.
Что касается до Англии, то образование каменщиками
в ней общества относят к началу тысячелетия, когда Эдвин [Эдвин (585—633) — король Нортумбрии с 617 года, принявший христианство.], сын короля Адельстана, собрал первое собрание
в городе Йорке; но
в этом можно сомневаться, ибо документы, на коих основалось такое мнение,
оказались неподлинными, и потому гораздо вероятнее заключить, что
в Англию, собственно, перенесли немецкие каменотесы свой институт вместе с готическим стилем».
Еще не качало, но Елена, которая не успела пообедать
в городе и рассчитывала поесть на пароходе, вдруг почувствовала, что потеряла аппетит. Тогда она спустилась вниз,
в глубину каютных отделений, и попросила у горничной дать ей койку.
Оказалось, однако, что все места заняты. Краснея от стыда за себя и за другого человека, она вынула из портмоне рубль и неловко протянула его горничной. Та отказалась.
В том
городе между служащими военными у меня
оказались знакомые и даже давнишние школьные товарищи.
За ночь слухи о том, что с поездом прибыл странный незнакомец, намерения которого возбудили подозрительность м-ра Дикинсона, успели вырасти, и на утро, когда
оказалось, что у незнакомца нет никаких намерений и что он просидел всю ночь без движения,
город Дэбльтоун пришел
в понятное волнение.
В городе говорили, что Шкалик бил Марфу за то, что она
оказалась дурной мачехой сыну его от первой жены; он должен был отправить сына
в Воргород и будто бы очень тоскует о нём, боится за него, но говорили также, что он удалил сына из ревности.
Вскоре
в Оренбурге
оказался недостаток
в сене. У войска и у жителей худые и к работе не способные лошади были отобраны и отправлены частию к Илецкой защите и к Верхо-Яицкой крепости, частию
в Уфимский уезд. Но
в нескольких верстах от
города лошади были захвачены бунтующими крестьянами и татарами, а казаки, гнавшие табун, отосланы к Пугачеву.
В Оренбурге
оказалось волнение; казаки с угрозами роптали; устрашенные жители говорили о сдаче
города.
Только обойдя всех адвокатов, Брагин вспомнил, что Михалко и Архип были
в городе, и отправился их разыскивать. Брагины всегда останавливались
в гостинице с номерами для господ проезжающих, и отыскать их Гордею Евстратычу было нетрудно. Михалко был дома, но спал пьяный, а Архип
оказался в больнице.
Домой,
в Белоглинский завод, Гордей Евстратыч вернулся почти ни с чем, исключая своей сделки с Жареным, которая могла
в результате дать тысячи три-четыре. Михалко приехал вместе с отцом, а Архип остался
в городе «пользоваться» от своей болезни. Об убеге Ариши рассказала Михалке сама Татьяна Власьевна с необходимыми пояснениями и прибавками, причем
оказалось, что бабенку расстраивали родные, вот она и придумала штуку.
Осенью этого года пошли
в городе, никто тогда не знал почему, политические аресты, и
в числе арестованных
оказался и Саввушка.
Неизвестный
оказался дьяконом из соседнего
города. Он знал назубок много опер, потому что ранее учился
в Москве
в семинарии, был певчим
в архиерейском хоре и одновременно хористом
в театре.
Документы его
оказались затерянными; волочили, волочили его, наконец выдали какую-то копию с явочного прошения, с которой он и стал переезжать с антрепренерами из
города в город, под вечным страхом, что каждую минуту полиция может препроводить его на родину.
К немалой ее радости, но вместе с тем к немалому ее и удивлению,
оказалось, что Червев действительно жил
в уездном
городе, который почти со всех сторон облегали земли княгини, и из людей, которые были с нею
в Петербурге, два человека знали Червева лично: эти люди были Патрикей и Рогожин.
Страх Якова быстро уступал чувству, близкому радости, это чувство было вызвано не только сознанием, что он счастливо отразил нападение, но и тем, что нападавший
оказался не рабочим с фабрики, как думал Яков, а чужим человеком. Это — Носков, охотник и гармонист, игравший на свадьбах, одинокий человек; он жил на квартире у дьяконицы Параклитовой; о нём до этой ночи никто
в городе не говорил ничего худого.
— Нестеренко
оказался не таким бездельником, как я думал, он и
в городе поймал троих: учителя Модестова и ещё каких-то.
Извозчиков
в городе Верро не
оказалось, и на утро, помню как раз
в воскресенье, отец повел меня пешком к парадным угольным сеням училища.
«Мой любезный Савелий Никандрыч! Нечаянное известие заставляет меня сию минуту ехать
в Петербург. Я слышал, что Анне Павловне хуже, посылаю вам две тысячи рублей. Бога ради, сейчас поезжайте
в город и пользуйте ее; возьмите мой экипаж, но только не теряйте времени. Я не хочу больную обеспокоить прощаньем и не хочу отвлекать вас. Прощайте, не оставляйте больную, теперь она по преимуществу нуждается
в вашей помощи. Эльчанинов
оказался очень низким человеком.
И Милорд залаял басом: «Гав! гав!»
Оказалось, что мальчиков задержали
в городе,
в Гостином дворе (там они ходили и все спрашивали, где продается порох). Володя как вошел
в переднюю, так и зарыдал и бросился матери на шею. Девочки, дрожа, с ужасом думали о том, что теперь будет, слышали, как папаша повел Володю и Чечевицына к себе
в кабинет и долго там говорил с ними; и мамаша тоже говорила и плакала.
После случая с Христиной пробовал я работать
в городе, да не по недугу
оказалось это мне — тесно и душно. Народ мастеровой не нравится наготою души своей и открытой манерой отдавать себя во власть хозяину: каждый всем своим поведением как бы кричит...
Дело было
в том, что, когда отдохнувший от пожаров
город стал устраиваться и некоторые люди стали покупать участки
в кварталах за церковью Василия Великого,
оказалось, что у продавцов не только не было никаких документов, но что и сами эти владельцы и их предки считали всякие документы совершенно лишними.
Захар. Но поймите — покойный,
оказывается, отправил
в город телеграмму… он просил солдат. Ответ получен — солдаты придут завтра до полудня…
Он снова поселился у Волынки и стал являться всюду, где сходились люди: зимой —
в трактире Синемухи, летом — на берегу реки.
Оказалось, что он хорошо поправляет изломанные замки, умеет лудить самовары, перебирать старые меха и даже чинить часы. Слобода, конечно, не нуждалась
в его услугах, если же и предлагала иногда какую-нибудь работу, то платила за нее угощением. Но
город давал Тиунову кое-какие заработки, и он жил менее голодно, чем другие слобожане.
Оказалось, что у Судака готов уже и план: пусть губернатор возьмет двух — или трехмесячный отпуск и уедет за границу на воды на предмет поправления здоровья;
в городе все снаружи спокойно, к губернатору
в Петербурге благоволят и никакой задержки не сделают.
И все-таки
в городе я живу жизнью чистого интеллигента, работая только мозгом. Первое время я пытаюсь против этого бороться, — упражняюсь гирями, делаю гимнастику, совершаю пешие прогулки; но терпения хватает очень ненадолго, до того все это бессмысленно и скучно… И если
в будущем физический труд будет находить себе применение только
в спорте, лаун-теннисе, гимнастике и т. п., то перед скукою такого «труда»
окажутся бессильными все увещания медицины и все понимание самих людей.
Везде, на каждом шагу, приходится быть актером; особенно это необходимо потому, что болезнь излечивается не только лекарствами и назначениями, но и душою самого больного; его бодрая и верящая душа — громадная сила
в борьбе с болезнью, и нельзя достаточно высоко оценить эту силу; меня первое время удивляло, насколько успешнее
оказывается мое лечение по отношению к постоянным моим пациентам, горячо верящим
в меня и посылающим за мною с другого конца
города, чем по отношению к пациентам, обращающимся ко мне
в первый раз; я видел
в этом довольно комичную игру случая; постепенно только я убедился, что это вовсе не случайность, что мне, действительно, могучую поддержку оказывает завоеванная мною вера, удивительно поднимающая энергию больного и его окружающих.